Я держу вырезки из газет спрятанными в переиздании старой манги у себя под кроватью. Мне приходится это делать, иначе родители заставят меня выбросить их. «Пора жить дальше Харухи. Это уже нездорОво».

Я слышала эти слова тысячу раз.

Харухи лежит на кровати в своей комнате, рассматривая потолок. Дом совершенно тих, только разнообразный уличный шум, единственный звук, проникает в него через открытое окно. Дома она одна.

Она встает, тянется далеко под кровать и вытаскивает на свет книгу. Она прочитала и бросила ее много лет назад, но теперь у этой книги совсем другая, возможно более важная роль. Она открывает книгу, и черно-белые квадратики газетных вырезок разлетаются по покрывалу кровати.

Она берет верхнюю, самую важную, и долго смотрит на фотографию. Это фото мальчика с темно-русыми волосами и шутливой улыбкой на лице, копающегося в песочнице на детской площадке. Внизу фотографии, там, где должно быть напечатано имя, множество росчерков черного фломастера. Сверху напечатанного имени - надпись, сделанная почерком девочки-подростка, написано единственное слово. Там написано «Кён».

Это некролог.

Родители считают, что я должна жить дальше. «Вы были знакомы всего месяц. Вы были детьми, и это было уже три года назад».

Они правы по всем трем пунктам. Я познакомилась с ним в парке, когда мне было всего двенадцать, и целый месяц мы играли вместе. Потом случилась авария, и больше он никогда не приходил.

Он был таким придурком, хотя, наверное, именно поэтому нам было так весело. У него всегда был какой-нибудь странный ответ на все, что я говорила. С ним никогда не было скучно.

Как-то раз я сказала ему, что надеюсь на велосипед в подарок от Санты на Рождество в этом году, а он ответил, что не верит в Санту. Он что-то говорил про то, что сама идея старика, работающего всего одну ночь в году совершенно глупа.

«Но я всегда верил в пришельцев, путешественников во времени и экстрасенсов!» - сообщил он.

Это было очень по-детски, но теперь мне это не кажется так важно, как тогда.

«Почему ты веришь в такие вещи, но не веришь в Санту?» - спросила я.

«Потому что я хочу их найти и потусоваться с ними.»

Я думаю, именно это я и пыталась осуществить для него, когда все написала.

Она отводит взгляд от вырезки и смотрит на желтую тетрадь со спиралью, лежащую на кровати. «Меланхолия Харухи Сузумии» нацарапано на обложке тем же подростковым почерком.

Она снова смотрит на фото и подпись под ним.

Кён. Я знаю, это кличка для ребенка, но у меня никогда не хватало духа назвать его как-нибудь еще. Она сказал, что его зовут Кён, когда мы познакомились, и, будучи ребенком, он не подумал назвать свое настоящее имя. Да это было и неважно. Необязательно знать чье-то имя, чтобы играть вместе.

Я не узнала его настоящее имя вплоть до того как он погиб. Так что я зачеркала его, и написала Кён сверху. Этого было достаточно, чтобы играть, и этого достаточно сейчас.

Она кладет фото мальчика обратно в книжку. Следующая вырезка с изображением девочки с короткими волосами и в очках в черной оправе. Девочка не улыбается, даже несмотря на то, что это абсолютно точно студийное фото.

Под фотографией написано имя Юки Нагато.

Могу поспорить она была очень тихой, по крайней мере, я представляю ее именно такой. В ее некрологе написано, что они с Кёном погибли в одном возрасте. Еще написано, что она любила читать, наверняка это так. Ее очки выдают настоящего книжного червя.

На секунду Харухи вспоминает ту, другую вырезку (которую она не сохранила) из газеты, что вышла на следующий день после аварии. Рядом с описанием происшествия была фотография. Большую часть фото занимал черно-белый натюрморт из разбитого стекла и искореженного железа, с силуэтом перевернутого автобуса на заднем плане.

Но в углу фотографии, рядом с краем тротуара лежали раздавленные очки в черной оправе.

Она кладет фото Юки Нагато обратно. Следующая вырезка про другую девочку, на этот раз она улыбается, одетая в платьице и летнюю шляпку.

Ее зовут Микуру Асахина.

Она была старше Кёна, но не принципиально – всего лишь на год. Я очень хочу, чтобы в газете напечатали ее цветное фото. Черно-белое ей совсем не идет. Я уверена, оригинал фотографии просто взрывался красками. Могу поспорить, что у нее даже в этом возрасте был миллион самых разных красивых платьев.

И сразу видно, что она выросла бы в настоящую красотку.

Убрав фото Микуру, она берет последнюю вырезку. Сверху имени Ицки Коизуми напечатана фотография улыбающегося мальчика с длинными каштановыми волосами.

Он немного загадочный. Эта улыбка от уха до уха, уверена, он был непростым ребенком. Но он все равно вырос бы симпатичным, даже, наверное, этаким красавчиком.

Она убирает фотографии и кладет мангу на прикроватный столик.

Не знаю, зачем я храню фотографии этих троих. Не уверена, верю ли я в жизнь после смерти, но если она существует, я бы хотела чтобы там вокруг него были другие дети его возраста, его друзья из автобуса, в котором все случилось.

Наверное, поэтому они все еще вместе с ним.

Она берет в руки желтую тетрадку, но не открывает. Вместо этого она долго смотрит на название и немножко смеется про себя.

Меланхолия Харухи Сузумии…

Честно говоря, я была расстроена, когда все произошло. Он был первым погибшим человеком в моей жизни, и я не была к этому готова. Я целыми днями бродила по дому, плача, и родители забеспокоились. Через несколько недель, они попробовали взять меня с собой на бейсбольный матч, в надежде, что это меня немного развеет, но эффект был прямо противоположным.

Глядя на огромную толпу зрителей, я представляла его где-то среди этих людей. И я осознала, что все они продолжат жить, не зная его и не заботясь, просто не придавая значения самому факту его существования. А я? Я когда-нибудь стану такой же?

Я заплакала задолго до окончания игры. Я опустила подаренную бейсболку на лицо, чтобы они не увидели. Они думали, что я спала.

Она открывает тетрадку и начинает листать ее. Все исписано от руки, и страницы наполнены приключениями, приключениями с участием пришельцев, путешественников во времени, экстрасенсов и одного нормального темноволосого подростка по имени Кён.

Бейсбольный матч не помог. Ничего не помогло. Наверное, родители думали, что я вырасту из этого, так что, когда я не смогла, когда прошли годы, а я все также жила с этим камнем в душе, они решили вмешаться.

Они отвели меня к психиатру.

Я ненавижу доктора Онакаву. Я ненавижу доктора Онакаву, потому что он пытается вычислить меня, а потом, когда он ошибается в своих предположениях, относительно того, почему я что-то сделала или почему я так веду себя, он говорит мне, что все идет из подсознания.

Я знаю, что конкретно не так. Глупо говорить мне обратное.

Родители раздули большое дело из всего происходящего. Я помню, как сидела в офисе, когда они говорили обо мне. Тогда мне было уже пятнадцать, а они относились ко мне так, будто меня там не было.

«Мы просто не знаем, что делать, доктор. Она вступила и бросила все клубы в школе. Она говорит, что все они скучные».

Зачем мне тратить свое время на эти клубы? Есть другие вещи, лучшие вещи, на которые я могу тратить свое время.

«У нее был период, когда она ежедневно меняла внешность».

Мама преувеличивала. Это была не «внешность», а только прическа, и не стоит так заострять на этом внимание. И я даже признаю, что делала это из-за Кёна. Я помню, как однажды в парке он сказал мне, что ему нравится мой хвостик, так что я стала делать разные хвостики, из интереса, что понравится ему больше всего. Я не видела в этом ничего плохого, и, вдобавок, это давало мне пищу для размышлений.

Но родители не согласились, и заставили меня подстричься.

«Она не интересуется сверстниками, в том числе мальчиками».

Не знаю, в чем тут вообще проблема. Я не собираюсь встречаться с тем, кто мне неинтересен.

«У нее нет никаких желаний. Как будто она совершенно без сил».

О, у меня есть и силы и желания. У меня этого предостаточно, просто не в этом месте, не в этом…мире.

Мама закончила исповедь доктору Онакаве словами: «Пожалуйста, доктор, помогите вылечить ее…ее…меланхолию».

Меланхолию? Ха! Разумеется, мама будет подыскивать такие слова, вместо того, чтобы прямо сказать «депрессию».

Поэтому я так и написала на обложке тетрадки. Это шутка, способ поиздеваться над родителями за такое отношение ко мне: Меланхолия Харухи Сузумии. Эта тетрадка – моя история. История моей меланхолии.

Весь первый сеанс с доктором Онакавой я провела, придумывая другие фразы, которыми мама могла бы описать мое состояние друзьям и родственникам.

Непропорциональная скорбь Сузумии Харухи…

Определенная грусть Сузумии Харухи…

Я много издеваюсь над доктором Онакавой, не вслух, в про себя. Я подумывала добавить его в «Меланхолию Харухи Сузумии», но не могу найти ему достаточно хорошую роль. Я бы сделала его плохим парнем, но он недостаточно зловещ. Не думаю, что Кён воспринял бы его всерьез.

На сеансах он задает мне вопросы, на которые я обычно не отвечаю, а когда отвечаю, то обычно вру. Понятно, что мы не особо продвигаемся в лечении моей меланхолии. У него немного исходных материалов, но он все равно считает, что понимает.

Но у сеансов есть один хороший результат. Он дал мне желтую тетрадку и сказал писать в ней, но его идея была просто смешной. «Просто вставай каждое утро и пиши, что чувствуешь. Ты сможешь излить душу. Это будет очищением».

Очищение Харухи Сузумии…

Вначале я собиралась делать то, что говорил мне доктор Онакава, только потому, что мне казалось, это поможет мне избавиться от него, если я буду делать вид, что стараюсь. Так что на следующее утро, после того, как он дал мне тетрадку, я встала и приготовилась писать, но, глядя на чистый лист, я не знала, что именно написать. Я не собиралась записывать какую-нибудь ерунду, типа: «Сегодня мне очень грустно. Наверное, потому, что мой друг погиб несколько лет назад».

Вместо этого, я решила записать какие-нибудь любимые воспоминания. Он сказал, что это будет очищением, вот я и решила попробовать. Я начала с истории о неверии в Санту, которую мне рассказал Кён.

Но я не могла принять то, что это были слова мертвого двенадцатилетнего подростка, поэтому я написала их так, как если бы он был все еще жив, и история закрутилась, хотя мне и пришлось подправить некоторые детали.

Я знаю, что это неправильно, и мои родители с доктором Онакавой очень нелестно отзываются об этом. Но как я говорила, я слышала все уже тысячи раз.

Вечное Повторение Харухи Сузумии…

И, честно говоря, я думаю, истории помогали. Мне было лучше, после того как я писала. Мне нравилось смотреть на Кёна, повзрослевшего Кёна, окруженного сверхъестественными существами, с которыми он так хотел потусоваться. И я тоже была там, присматривая за ними, и в буквальном, и в переносном смыслах.

Потом родители нашли тетрадку, и, увидев для чего я ее использовала, отдали ее доктору Онакаве, вероятно как доказательство моей невменяемости.

Прочное Сумасшествие Харухи Сузумии…

Весь сегодняшний сеанс я слушала, как доктор Онакава прошелся по каждой страничке приключений Кёна, все объяснил, все проанализировал, все разрушил своими интерпретациями, которые совершенно не требовались.

«Твои родители говорят, что все другие персонажи, эти дети с суперсилами, все они ехали в том автобусе с твоим другом».

Дети с суперсилами? Это не манга.

«Ты понимаешь, что, ставя себя среди мертвых, в эту SOS-лигу, ты проявляешь свою неспособность отпустить их?»

Вечная Упертость Харухи Сузумии…

Я проигнорировала факт, что он назвал ее лигой вместо бригады.

«Нет, доктор, мне это не приходило в голову».

Ему не понравился мой ответ, и он быстро что-то записал. Я потом взглянула на его блокнот, когда он положил его на стол; он написал: «Возможны суицидальные наклонности».

Суицидальные наклонности Харухи Сузумии…

Я не самоубийца. Глупо отказаться от жизни ради тех, кто с ней уже расстался.

«Я заметил, что в твоей историй у вас с твоим другом предполагаемые отношения, в которых вы оба боитесь слишком сблизиться. Может быть, поэтому ты не хочешь встречаться с молодыми людьми в школе? Тебе кажется, что ты предашь его, если так поступишь?»

Загробный Разврат Харухи Сузумии…

Это был глупый вопрос. Не то чтобы я любила Кёна. Я хочу сказать, мы же были детьми.

Я заметила, что он никогда не использует имя Кёна, он всегда говорит «твой друг». Он видимо думает, что этим поможет мне поскорее пережить все, но на самом деле меня это раздражает. Чтобы оплакивать кого-то, необязательно знать имя.

«Еще здесь постоянно эксплуатируется тема «события трехлетней давности», о котором ты еще не сообщила своему другу. Разумеется, событием трехлетней давности здесь, в реальном мире, была смерть твоего друга, поэтому твое решение хранить это втайне от него означает, что ты сама до сих пор не смирилась полностью с его смертью».

На это мне было нечего ответить.

Я часто подумывала о том, чтобы сообщить Кёну о его смерти, просто написав: «Затем она повернулась ко мне и сказала: “Кён, ты мертв. Ты умер в реальном мире три года назад, и все вокруг - мой выдуманный мир, созданный чтобы в некотором роде дать тебе жить”.» Но я не могу.

Юки, Микуру и Коизуми всегда обращаются к событию трехлетней давности, как ко дню, когда я пересоздала мир, но я не знаю, смогу ли когда-нибудь рассказать ему.

Божественная трусость Харухи Сузумии…

«Я также заметил, что ты сделала себя богом этого придуманного мира. Это означает и то, что ты чувствуешь себя беспомощной, и, одновременно, твое желание управлять неуправляемым, чтобы не допустить повторения чего-либо, например смерти друга».

Мимо.

Как практически все, что доктор Онакава неправильно понимает, вся божественность началась как шутка. Я вписала это в историю потому, что в некотором роде я и есть бог в том мире. Учитывая то, что я пишу о нем, я создаю все, что есть в придуманном мире. Он развивается согласно моим желаниям. Любые изменения в моей власти.

Но идея сработала. Было интересно, это стало частью замысла и объясняло, как обычный школьник мог попасть во все эти переплеты. А сделав так, что сама «я» об этом не знала, я смогла заставить именно Кёна жить этими приключениями, поскольку история о нем, а не обо мне.

Выдуманный Альтруизм Харухи Сузумии…

Харухи сидит на кровати, читая желтую тетрадку. Она читает истории, которые должны были принести ей облегчение, принести счастье, но она чувствует то же самое, что и три года назад.

Она плачет, не тяжелые рыдания, только быстрые слезы, бегущие по ее лицу незаметно для нее самой.

«И наконец, я хотел бы обсудить конкретную сцену, которая показалась мне выделяющейся. В один момент ты и твой друг оказываетесь отрезанными от внешнего мира, и раскрывается, что ты хочешь создать новый мир и взять его с собой. И тем не менее, даже в твоей истории, он отказывает тебе. Мысль, что он не хочет быть с тобой даже в твоем собственном рассказе, подразумевает, что ты винишь себя в его смерти. Это не твоя вина. Я хочу, чтобы ты это поняла. Скажи это вслух вместе со мной…»

Он такой идиот.

Разумеется, Кён отказал мне! Разумеется, он не дал мне создать новый мир только для нас двоих! И совершенно не потому, что я виню себя!

В приступе ярости Харухи швыряет тетрадку в стену. От удара тетрадь раскрывается, и странички медленно падают на пол. Она все еще сдерживается от рыданий, но ручейки бегущие вниз по ее лицу быстры как никогда. Она сжимает спинку кровати.

Она не знает, что еще делать.

Он отказал мне, потому что должен был. Он оказал мне, потому что я не могу создать новый мир только для нас двоих. На самом деле я не бог. Я просто школьница, пишущая истории о парне, который погиб три года назад. Он больше не существует. Он просто карандашные метки на бумаге. Он ничто.

Он отказал мне, потому что должен был…

Наконец она сдается и ложится обратно на кровать. Дом все еще пуст. Звуки улицы все еще вливаются в окно. Тетрадка все еще лежит на полу у двери.

Меланхолия Харухи Сузумии…